То, что
Веками в русском языке говорили: «сказал, что», «поняла, что», «увидели, что» и так далее, но молодые поколения как правило — то есть не в исключительных случаях — обязательно скажет всё то же самое через «то, что»: «доказал то, что», «подумала то, что», «решили то, что». Хотя старшим поколениям это кажется избыточным и уродливым, язык уже сделал свой выбор и очень скоро именно эта конструкция станет литературной — всё к тому идёт. Откуда же вообще возникло сплошное «то, что» после глаголов, которые всегда требовали простого «что»? Есть версия, что виноват переводчик от Гугл: именно он переводил фразы, вставляя по умолчанию «то, что» вместо «что». В результате дети оказались завалены большим количеством сделанных через переводчик текстов, которые приучили их к неверному согласованию.
Согласования тоже станут «безграмотными»
В русском языке есть очень много похожих по смыслу выражений, которые, однако, заканчиваются разными предлогами, и их уже сейчас активно путают. Например, «ввиду (того, что)» и «в связи с (тем, что)» могут запросто сливаться в безграмотное «в связи (того, что)». Это связано с тем, что новые поколения редко читают хорошо отредактированные тексты: новости и любительскую литературу часто публикуют без «причёсывания» профессионалами, а литература прошлых веков мало занимает молодёжь и составляет совсем небольшую часть от того огромного объёма текста, который они перерабатывают каждый день. Филологи также отмечают, что новые поколения носителей языка постоянно предпочитают конструкции с предлогами беспредложным и часто добавляют предлоги туда, где они никогда нужны не были. Часто заменяют творительный падеж (например, «озабоченность чем-то») конструкцией с предлогом «о» (»озабоченность о чём-то»). В то время, как местами выражения «удлиняются» добавлением лишних предлогов или конструкцией «то, что», в других местах они сокращаются давно и неуклонно. Например, вместо «по поводу происшествия» современный человек предпочтёт сказать «по происшествию», вместо «такого типа, как» — просто «типа», и так далее.
Канцелярит
Два века литераторы и редакторы боролись с канцеляритами в речи и проиграли. Бюрократия стала слишком большой частью нашей жизни, а значит, её специфический, своеобразно-нейтральный язык вошёл в нашу речь. Чисто бюрократические обороты повсеместны в любовных романах (да, и даже в самых горячих сценах), в общении родителей с детьми и так далее. Прежде всего, это означает, что в речи сокращается количество глаголов (то есть слов, обозначающих действия) и увеличивается число существительных. Это делает речь менее динамичной. Некоторые психологи полагают, что так действует защита от пугающей скорости современной жизни: хотя бы речью её пытаются замедлить.
Отмирает форма сравнительной и превосходной степени
Люди всё чаще вместо «красивее», «длиннее», «интереснее» говорят «более красивая», «более длинный», «более интересные» — и в том же духе со всеми прилагательными. Крайне редко употребляется и форма превосходной степени. Вместо «наилучший», «наиглупейший», «наипростейший» почти в ста процентах случаев современный носитель языка употребит конструкцию со словом «самый»: «самый лучший», «самый глупый», «самый простой». Тяга обозначать сравнительную и превосходную степень с помощью слов «более» и «самый» порождает в том числе оговорки вроде «более лучше», когда сталкиваются более современная и классическая формы сравнения.
Феминитивы
В двадцатом веке феминитивы для профессий были объявлены недопустимым просторечием, с которым боролись на всех уровнях речи, включая разговорную. Русский язык, однако, не сдавался: раз уж в нём существуют рода для почти всех слов, обозначающих людей, носителю без большого культурного давления трудно встроить идею, что только профессии не могут изменяться по родам. Так что спокойно существовали «кассирши», «тренерши», «адвокатессы» и «врагини» — несмотря на всю борьбу с ними. В двадцать первом веке дискуссии с феминистками, любовь к старым формам русского языка (в котором феминитивы были нормой) и большое количество не отредактированных по литературным стандартам текстов привели к тому, что «просторечные» феминитивы получили новый шанс в публицистическом и литературном пространстве. Теперь можно открыть книгу, в которой действуют демонессы, вампирши и депутатки, или прочесть в крупном, с хорошими редакторами, глянцевом издании биографию антропологини или фантастки. В этом отношении язык оказался удивительно консервативным и скоро, судя по всему, употребление феминитивов перестанет кого-либо удивлять и коробить.
Многие «старинные» слова вернутся в речь
Как интерес к дохристианскому времени подарил русскому языку начала девятнадцатого века множество церковнославянских и псевдостарославянских словечек, имён и оборотом, так и популярные проекты нашего времени — вроде «Страдающего Средневековья» и особенно «Дореволюционного Советчика» — возрождают интерес к устаревшей было лексике. Например, в девяностых словом «весьма» пользовалось не так много людей — сейчас оно в ходу у подростков с самыми разными увлечениями и образом жизни. Такое постоянное — но частичное — возвращение к прошлому языка обеспечивает, вероятно, чувство его неразрывности, исторической преемственности по отношению к предкам и потому постоянно востребовано, особенно в стране, которая пережила много бурных поворотов и исторических переломов подряд.
Эрративы и сокращения
Как входили некогда в языках сокращения фраз (вроде «спасибо» вместо «спасибо Бог») в литературную речь, освоившись в разговорной, так это будет происходить и впредь. Трудно угадать, какие именно нарочито (для иронического эффекта) ошибочные формы слов и сокращения станут нормой завтрашнего дня: «штош» вместо «что ж», или «богический» вместо «божественный», или «вопщем» вместо «в общем»? В любом случае, это неминуемо.
Словоупотребление
Употребление некоторых слов в двадцатом веке озадачило бы представителя века девятнадцатого. Например, «обязательный» в значении «неизбежный», но ни в коем случае не «вежливый; точный», и «наверное» в значении «может быть; кажется», а не в значении «точно знаю». Точно так же повсеместное употребление слов в двадцать первом веке иначе, чем в двадцатом, вызывает горестные крики у старшего поколения — но, скорее всего, уже через поколение устоится как норма. Это, например, слово «неглиже» в значении «голый», а не «одетый в нижнее бельё»; «якобы» в нейтральном смысле «по словам такого-то», а не «по словам, которым трудно поверить»; «нелицеприятный» как синоним выражения «неприятный, но откровенно высказанный» вместо «сказанный без попыток подольститься»; «лояльный» всё чаще употребляется как аналог слова «снисходительный, дружелюбный» вместо «верный, преданный», «роспись» вытесняет «подпись», и так далее. Совершенно точно изменится эмоциональная окраска таких определений человека, как «чёрный» и «чернокожий» (которые поколению старше тридцати кажутся грубыми и оскорбительными — а для детей уже нейтральны), а слово «негр» (которое буквально переводится именно «чёрный») окончательно перестанет ассоциироваться со старыми названиями рас и привяжется к американской сленговой грубости. Получается, изменение языка только частично связано с распространением безграмотности из-за малой доли текста литературного среди всех текстов, которые доводится читать молодёжи — в основном, мы видим или продолжение обычных процессов изменения языка, или влияние на язык глобализации и актуальной политической повестки (впрочем, как и прежде).
Если вам понравился пост, пожалуйста, поделитесь им со своими друзьями:
Комментарии (0)